Александр Стрелков
Пианистка-мазохистка
gazeta.ru
Одна из главных сенсаций Каннского фестиваля этого года выходит в широкий московский прокат. «Пианистка» («La Pianiste») Михаэля Ханеке получила Гран-при жюри, а также награды за лучшую женскую (Изабель Юппер) и мужскую (Бенуа Мажимель) роли.
Первые показы фильма в Москве состоялись на ММКФ. Но тогда посмотреть «Пианистку» было практически невозможно даже для журналистов. Это было связано с риском для жизни. Критики сперва душили друг друга у входа в зал, затем сносили охрану, а потом сидели друг у друга на головах, периодически затевая свары из-за несовпадений в восприятии фильма. Часть публики периодически разражалась циничным хихиканьем (вполне уместным), другая возмущалась несерьезным отношением к трагической судьбе Эрики Кохут (тоже не лишено оснований).
Что, собственно, закономерно, поскольку без скандала просмотр «Пианистки» почти не возможен. Но мощный шокирующий эффект – лишь поверхностная реакция, затмевающая суть и красоту этого кино. Тот же эффект, кстати, был и у «Острова». Взгляд упирался в беспрецедентно жесткие сцены физиологического страдания/наслаждения и не проникал дальше. Сходство усиливает и манера Ханеке изображать насилие. Что у него, что у Ким Кидука выбран взгляд холодно-объективный, без попытки смаковать, утрировать, вызывать тошноту. Не требуется специальных средств, чтобы зритель почувствовал дискомфорт, когда в «Острове» девушка засовывает под юбку рыболовные крючки или когда Эрика Кохут режет бритвой влагалище. Но это как раз та самая внешность, только лишь проявления глубокой сильной и трагически прекрасной страсти.
Формально было бы справедливо сказать, что Ханеке сделал кино про безумную садомазохистку, одержимую одновременно жаждой подавлять и подчиняться. Однако стоит начать распутывать этот узел – кто же кого на самом деле подчиняет, кто жертва, кто победитель, кто кого унижает, кто лжив, кто искренен, – как вся история перевернется с головы на ноги. И выяснится, что скрывалось за декоративным извращением.
Первое впечатление от Эрики. Типичная консерваторская вобла, гестаповка, изуверка, суперпрофессионал, чокнутая на музыке, убежденная, что только ей доподлинно известно, как следует исполнять, в частности, Шуберта, ее любимого композитора, а потому презирающая всех окружающих – как учеников, так и коллег. Движения Эрики четки и быстры. Выражение лица – равнодушно брезгливое. Тень странного наслаждения проходит по нему, когда Эрика подносит к носу салфетку, испачканную спермой, или когда она испражняется возле машины, в которой парочка занимается сексом. Изабель Юппер неузнаваема и восхитительна.
Дома, однако, Эрику ждет деспотичная мать (Анни Жирардо), не позволяющая далеко не юной женщине никакой самостоятельности и независимости. Их жизнь разрывают остервенелые скандалы и истерические примирения.
Однажды на домашнем концерте профессор Кохут знакомится с эффектным молодым человеком. Клеммер (Бенуа Мажимель) хорош собой, старомодно галантен, разносторонне развит – учится на инженера, но великолепно разбирается в музыке и сам неплохо играет. Он пробует настойчиво ухаживать за Эрикой, но получает решительный отпор. Впрочем, он знает, что ухитрился поколебать непробиваемую эмоциональную защиту профессорши, и пытается развить успех. Он и не догадывается, насколько неординарны сексуальные предпочтения его избранницы.
Ханеке сделал свою корриду любви необычайно суровой и бескомпромиссной. Романтические отношения превращены в свирепую борьбу за власть, за возможность управлять и подавлять. Сперва кажется, что Эрика – несколько необычный вариант феминистки, отстаивающей свое право господствовать над мужчиной, заставляя его делать невообразимые для нормального человека вещи: ты должен затянуть ремень на моей шее потуже, сесть мне на лицо и бить по животу, не слушай криков моей матери, которую ты запрешь в ее комнате, не обращай внимания на мои мольбы о пощаде… В любви есть только две роли – рабская и господская – и нет места для нежных чувств.
В этой игре ведет тот, кто устанавливает правила, например садомазохистские, считает Эрика. Но она не догадывается, что самое главное правило – не терять дистанции, оставаться в игре и не позволять искренним чувствам пробраться в душу. Укол ревности вывел ее из равновесия, она потеряла свою маску лагерной надзирательницы, влюбилась по-настоящему, не заметив, что партнер принял ее игру, исполнил свою роль деспота не понарошку, а по-настоящему, даже получил удовольствие, и весело вышел из нее. Она же осталась с разбитым сердцем и помутившимся разумом, в котором настойчиво звучит шубертовская тема безумия.
Несмотря на внешний шокирующий антураж, ситуация выбрана банальная и оттого еще более трагическая. То, что для одного героя было лишь странным приключением, для другого оказалось роковой трагедией. Игроком оказался не тот, кто таковым был заявлен с самого начала. Лишним подтверждением и прекрасной иллюстрацией этого стала тончайшая музыкальная интрига «Пианистки». Клеммер, на взгляд профанов, то есть публики в кинозале, искренний и чувствительный исполнитель, живой и убедительный. Профессор Кохут как профессионал разглядела за этим лишь желание блеснуть, добиться успеха, самоутвердиться. Музыка для этого юноши не важна, как не важна и любовь, которую он изображает еще более уверенно и заразительно.
Ханеке сделал картину, удивительным образом сочетающую академическую строгость и холодность с самым передовым эмоциональным экстремизмом. Сухим традиционным киноязыком он рассказал невыносимо надрывную историю, поставив силу события и переживания выше формальной эффектности.
