Я стою у окна и задумчиво наблюдаю, как по аллеям парка Риверсайд разгуливают голуби, воркуя и флиртуя друг с другом. Медленно виляют хвостиками золотые рыбки в аквариуме на моем письменном столе, а я набиваю трубку ароматным табаком и продолжаю анализировать события недавнего прошлого.
Вспомнилось как однажды, когда я в очередной раз собрался лететь в Берлин, мой комиссар Алеша с ухмылочкой заметил:
– Знаешь, Гриша, когда Мишке Корякову и Володьке Юрасову наши дяди в Вашингтоне предложили слетать в Берлин, ведь они тоже члены ЦОПЭ, те от страха наделали в штаны и отказались.
Конечно... Лучше гавкать по радио или писать в журнальчике. Ведь Западный Берлин тогда был маленький островок в советской зоне. Туда нужно было лететь два часа. Над советскими воинскими частями. И, если самолет почему-либо сядет, то для таких как я, это означало бы верную смерть. А летал я туда довольно часто и поэтому лучше других понимаю, что должны были чувствовать НТС-овские парашютисты, когда они спускались прямехонько на штыки поджидавших их энкаведистов. Ведь при полетах в Берлин я вполне мог оказаться в подобном положении.
Итак, нити этого преступления, этого крупнейшего предательства в недавней истории послевоенной эмиграции, оказались запутаны в сложнейшую паутину, в центре которой, как паук, сидел мой комиссар Алеша.
Но если я узнал что-то о преступлении и скрываю эту информацию, то по закону я становлюсь как бы соучастником этого преступления. Дело – очень серьёзное и поэтому, перед тем как действовать, все мои догадки надо тщательно перепроверить. Начал я с самого простого, с очевидного – со Славика и, если ЦРУ признает этот факт, тогда пойдем дальше.
Сказано – сделано. Позвонил я в Вашингтон моему бывшему шефу Александеру и коротко сообщил ему о странном поступке Славика, который с пьяных глаз перепутал меня с Алешей. В самой корректной форме я сказал Александеру, что по моему мнению Алеша и Славик – это два замаскировавшихся педераста, что в ЦРУ того времени было веским основанием для увольнения. А так как Алеша был тесно связан с делом погибших парашютистов, то не мешало бы тщательно проверить его роль в этом деле.
– О-кей,- коротко сказал Александер, как мне показалось, без особого энтузиазма.
Вскоре ко мне из Вашингтона приехали два агента ЦРУ для снятия официальных показаний. На магнитофон. Оперативники-мордовороты, которые вместе с удостоверением личности, зачем-то стали совать мне под нос фотографии своих жен и детей, словно стараясь доказать, что они сами – не педерасты.
Причём их очень интересовало – был ли у нас со Славиком физический контакт.
– Нет, не был – отвечал я им. – Не стану же я его в рот е...ать, чтобы доказать вам, что он гомо. Достаточно и того, что он упал передо мной на колени, раскрыл рот и попросил... А потом извинился, что перепутал меня с Алешей Мильрудом.
– О-кей, – деловито ответили мне оперативники, щелкая кнопками своего магнитофона.
– У меня есть и другая серьезная информация по делу погибших парашютистов. Но, я думаю, что нет смысла говорить о дальнейшем, пока не будет установлен этот первый, ключевой факт.
– О-кей, – вновь одобрительно кивают оперативники.
Похоже, что они даже обрадовались этому. О деле парашютистов эти парни боятся даже заикнуться.
Как правило, ЦРУ не любит оставлять за собой следов. Поэтому никакого ответа, даже в устной форме, на мой рапорт я не получил. Но результаты были: Славика из ЦРУ выгнали, но мой комиссар Алеша преспокойно остался на своем месте.
Опять какая-то загадка и чтобы её разгадать, нужно чётко понимать, что на Западе вырожденцы легиона д-ра Кинси, а таких 37%, объединены в тайные общества и играют такую же роль, какую играла в СССР компартия.
Повыгонять из ЦРУ всех этих гомо, полугомо, бывших гомо и прочую нечисть – это все равно, что повыгонять из советской разведки всех членов компартии. Ну, и что тогда будет?
Похоже, что Славика выгнали из ЦРУ не за то, что он был педерастом, а за то, что он засыпался. Не нарушай, братишка, партийную дисциплину. А Алеша отделался легким выговором по партийной линии. Для них самое главное – что он партиец, а на погибших парашютистов им наплевать.
Я открыл тогда ЦРУ только одну карту – валета Алешу, который оказался валетом не той масти. Но если они не хотят признавать тот очевидный факт, что Алеша – гомо и даже избегают более подробного разговора на эту тему, то какой смысл открывать им остальные? Придется заняться дальнейшим следствием в одиночку. Дедуктивным методом. Как Шерлок Холмс. И даже без доктора Ватсона.
Кстати, Конан Дойл, отец Шерлока Холмса – тоже мужик с тараканами. Он был председателем Всемирного Союза Спиритов, а его дочка, Джин Конан Дойл, была командиром женского батальона военной авиации Англии, то есть она была мужиком в юбке.
Итак, создаётся впечатление, что шеф Алёши – Александер Сергеевич Александер, его прикрывает. Но почему?
Что ж, придётся к нему приглядеться попристальнее.
Помню, как Алёша мне говорил про своего шефа:
– Вот это барин! Самый настоящий русский барин! Из Петербурга!
Я пораспрашивал вокруг людей, которые хорошо знали Александера и узнал, что "настоящий русский барин" в действительности был из евреев-выкрестов. Как и Алеша. А теперь Александер пытается замять дело Алеши. Почему?
И что это за фамилия у "русского барина" – Александер? В Англии, например, был знаменитый англичанин – фельдмаршал Александер. А на радио "Свобода" я знал двух евреев, тоже Александеров. И вот третий Александер, шеф Алёши, и тоже еврей. Похоже, что и в Англии евреи меняли свои фамилии на "настоящие английские". Мимикрия.
Хотя родился наш Александер в Петербурге, но вырос он в эмиграции, в Чехословакии. А это – плохой признак.
Когда Гитлер захватил Чехословакию, то практически всех русских эмигрантов он сразу же загнал в концлагеря, чего немцы, надо отметить, не делали ни в Югославии, ни в других оккупированных странах. Когда же Сталин освободил Чехословакию, то не успели русские эмигранты из гитлеровских концлагерей вернуться домой, как их всех тут же снова загнали в концлагеря, но уже сталинские, хотя снова надо отметить – в других освобожденных от Гитлера странах забирали далеко не всех.
В чем же дело?
И гитлеровское Гестапо, и сталинское НКВД знали, что русская эмиграция в Чехословакии существенно отличалась от русской эмиграции в других странах. Дело в том, что Чехи не пускали к себе белых эмигрантов из правых. Они выбирали только левых. Потому что их президент Масарик хромал на левую ногу.
Этот Масарик, после крушения Австро-венгерской монархии, быстренько стал первым президентом Чехословацкой республики. По масонским каналам. До этого он отсиживался в эмиграции, в Америке. Женился там на американской еврейке Герриет и ждал своего часа. Во время гражданской войны, в России, в 1918 году масон Масарик был одним из вдохновителей антисоветского чехословацкого мятежа. Но, воюя с красными, он вскоре предал и белых. Двойной предатель.
Правил он Чехословакией с 1918 по 1935 год и за всё это время брал в своё правительство только масонов. Широкая публика могла всего этого и не знать, но всё это прекрасно знали Гитлер и Сталин. Вот потому, и гитлеровское Гестапо, и сталинское НКВД дружно загоняли русских эмигрантов Чехословакии в концлагеря. Вместе с чешскими масонами. И Гитлер и Сталин знали, что эти выродки будут бесноваться до тех пор, пока не захватят власть в свои руки. Вот и сажали их в превентивном порядке, как пятую колонну всех времен и народов, как вечный источник нигилизма, анархии, революции, смуты и предательства. А Сталин, к тому же, припомнил чешским братьям-славянам двойное предательство во время русской революции.
Присматриваясь к русским эмигрантам из Чехословакии и их детям, я убедился, что Гитлер и Сталин не ошиблись. Почти все эти люди были, мягко говоря, с проблемами. У многих из них были либо фиктивные браки, где жёны делали детей от чужого дяди, либо браки с разведёнками, где дети были от первого брака жены. Но и это не помогало. Жены на старости лет попадали в сумасшедшие дома. Дети становились наркоманами, алкоголиками или хиппи. Но чтобы видеть всё это, нужно очень долго наблюдать и... иметь во лбу третий глаз профессора Дегенералогии.
Итак, против Александера работают две крупные улики. Во-первых, он де-национализировавшийся еврей-выкрест, который скрывает это. То есть он – тайный, замаскировавшийся еврей. Во-вторых, раз его впустили в Чехословакию, то вполне возможно, что он – масон. Во всяком случае к такому выводу придёт советская разведка. Они-то знают об Александере гораздо больше, чем я. От того же Алеши.
Вот Александер и покрывает Алешу. Инстинктивно. Как еврей еврея. Как масон масона. Но знает ли Александер, что раньше Алеша служил в Гестапо? И как Алёша получил это хлебное место? Как он предал несколько сот своих собратьев, рижских евреев?
А ведь у Советов наверняка есть и свидетели, и документы, которые они захватили в рижских архивах Гестапо.
Александеру 65 лет. Поэтому близкие люди звали его – старый Алекс. В отличие от молодого Алекса – Алеши, которому тогда было под 40.
У старого Алекса было целых две жены. Первая – русская шикса, от которой у него был взрослый сын-художник. Весьма приличная и благообразная дама, подходящего возраста, живущая в Нью-Йорке, но... старый Алекс жил в Вашингтоне!.. с 30-летней немкой!.. Ему 65, а ей 30... Фиктивная связь? Старый Алекс пускает людям пыль в глаза? Демонстрирует комплекс Дон-Жуана, характерный для некоторых гомо и связанный с их комплексом неполноценности?
Когда старый Алекс работал во Франкфурте, его секретаршей был не кто иной, как уже известный нам Славик Печаткин. Когда же старый Алекс перебрался в Вашингтон, он передал Славика молодому Алексу, а в Вашингтоне – завел себе молоденькую лесбиянку, маскируясь под Дон-Жуана.
Знаем мы эти фигеле-мигеле. Комплекс Дон-Жуана был также и у фельдшера Виктора Маева, и у двуполого Игоря Кронзаса. Все они демонстративно бегали за женщинами, скрывая свою педерастию.
Со своей первой, старой женой старый Алекс не разведен и заезжает к ней в гости, как старый знакомый. А со второй, молодой немкой, он не зарегистрирован, хотя она живет в его доме. Но первая жена смотрит на все эти фокусы сквозь пальцы. Она знает, что все это фикция. Такие люди сходятся без любви, расходятся без печали. Иногда, правда, бывает, что две такие фиктивные жены схлестнутся в лесбийской любви и выгонят мужа. И он еще будет платить им алименты...
Помню, старый Алекс предупреждал меня:
– Григорий Петрович, я знаю, что многие русские восхищаются сенатором Мак-Карти и мак-картизмом. Но вы лично, как президент ЦОПЭ, будьте осторожнее с Мак-Карти. Он все равно проиграет.
Итак, Александер был против Мак-Карти. А сенатор Мак-Карти тогда гонял красненьких и левеньких, причём и те и другие были либо гомосексуалистами, либо евреями. Но почему "настоящему русскому барину" не нравится, когда гоняют красных, гомиков и евреев?
Политическая жизнь Америки колеблется, как маятник. Если мак-картизм начала 50-х годов был крайней правой точкой, то всеамериканский бардак середины 60-х был крайней левой. Причем мак-картизм был коротким, 2-3 года, а бардак был длинным, лет 15-20 с гаком.
Начался мак-картизм с громких судебных процессов над шпионами, которые выдали Советам секреты производства американской атомной бомбы, и которые все были с прожидью.
Но, и Комиссия атомной энергии США, атомный мозговой трест страны, тоже состояла сплошь из евреев. Председатель комиссии: Давид Лилиенталь, члены комиссии: Луи Штраус, В.Веймак, Р.Бахер. Если четверо из пяти членов комиссии были евреями, то пятым среди них затесался масон Пайк. Назначил же их всех в эту комиссию президент Трумэн, сам масон 33 степени посвящения, который открыто заявлял, что масоны обеспечили ему победу над его конкурентом, сенатором Дэйвисом.
Итак, из 10 атомных шпионов 8 были полные евреи: Гарри Гольд, Мариам Московиц, Юлиус и Этель Розенберги, Давид Гринглас, Сидни Вейнбаум (не путать с редактором "Нового русского слова" Вейнбаумом), Мортон Собель и Абрагам Бротман. Оставшиеся двое из этой десятки были полуевреи: Клаус Фукс и Альфред Сляк.
Когда их судили, то защита пыталась оправдать их тем, что все они – психически ненормальные. Да и сами подсудимые тоже тыкали пальцами друг на друга, уверяя, что тот, дескать, психопат, а этот – полоумный.
В результате Юлиуса и Этель Розенбергов посадили на электрический стул. Но кто их судил? Судьей был еврей Кауфман, которого левая еврейская пресса потом называла убийцей. Вот и разберитесь в этой еврейской каше из умных, безумных и полоумных.
Отцом американской водородной бомбы, который всячески препятствовал ее рождению, считают еврея д-ра Оппенгеймера. В молодости он увлекался коммунизмом и... молоденькой еврейкой-коммунисткой по фамилии Кауфман. Но вскоре коммунистка Кауфман разочаровалась не то в коммунизме, не то в Оппенгеймере и, подражая древним римлянам, села в ванну и вскрыла себе вены – кончив жизнь самоубийством.
Ох уж эти еврейские экстримы... С одной стороны – судья-убийца антикоммунист Кауфман, с другой стороны – самоубийца-коммунистка, тоже Кауфман.
Самым главным шпионом в этой десятке был Клаус Фукс, что по-немецки означает "лиса". Эта лиса, похоже, вовремя сбежала из Германии от Гитлера... чтобы позже пакостить своим спасителям американцам. И тут я вспоминаю еще одну лису по фамилии Фукс.
В 1945 году, когда я был оккупационным офицером в Берлине, наши шоферы раздобыли где-то несколько толстых книг, картинки из которых они стали показывать нашим секретаршам. Те сначала прыскали от смеха, а потом краснели, убегали и плевались на ходу.
Оказывается, это была знаменитая "История нравов" Фукса. Роскошное издание в нескольких томах. Переплет из свиной кожи. Великолепная бумага с массой иллюстраций. Изданная под видом истории нравов эта книга была настоящей порнографией. Самая грязная и безнравственная книга в Германии. Так вот, её автор, порнограф Фукс, был еще и одним из вождей немецких социалистов.
Может глава атомных шпионов Фукс был родственником того социал-порнографа Фукса? Вы спросите – какая связь между шпионажем, порнографией и социализмом? Думаете никакой? А почему тогда знатный диссидент Анатолий Кузнецов, автор нашумевшей книги "Бабий яр", впервые попал под суд вовсе не за политику, а за порнографию?
Так или иначе, но в результате расследования атомного шпионажа в США начался мак-картизм. А поскольку атомные шпионы, красненькие, левенькие, попутчики и сочувствующие, были евреями, то Мак-Карти сразу же начали обвинять в антисемитизме. Виноваты, дескать, не шпионы, а сам Мак-Карти.
При этом как-то забывали, что главными помощниками сенатора Мак-Карти, его правой и левой рукой, были два еврея – Давид Шайн и Рой Коен. Опять та же самая история: одни евреи клюют других евреев. Но кто в этом виноват? Сенатор Мак-карти!
Американская пресса сравнивала мак-картизм со средневековой охотой на ведьм, а Мак-Карти изображали как великого инквизитора Торквемаду.
Давайте поэтому приглядимся к сенатору Мак-Карти поближе. Что это был за человек? Женился он поздновато, в возрасте 45-ти лет. Вскоре они с женой взяли приемного ребенка. Это указывает на то, что у инквизитора Мак-Карти было что-то общее с теми ведьмами и ведьмаками, за которыми он охотился. С той только разницей, что сенатор Мак-Карти был честным человеком и не оставил потомства. Это своего рода закономерность. Ведь средневековая инквизиция тоже состояла из монахов – францисканцев и доминиканцев.
Легендарный начальник ФБР Эдгар Гувер, который возглавлял эту организацию в течение 47 лет, тоже всю свою жизнь оставался старым холостяком, то есть был монахом в миру. Когда же он умер, то завещал все свое состояние, 550 тысяч долларов, своему ближайшему приятелю, Клайду Толсону, который сменил Гувера на посту директора ФБР. Клайд даже переехал в дом, оставленный ему Эдгаром. Он всю жизнь хранил у себя флаг с его гроба и был похоронен рядом с ним. А родной брат Клайда – Хиллари Толсон дал показания в суде и под присягой, что Клайд был психически больным человеком.
Специалисты утверждают, что большинство тяжелых преступников, как уголовных так и политических – это чудаки, люди с ненормальной психикой. Но и начальник ФБР Эдгар Гувер, главный охотник за преступниками, тоже, как мы видим, был большой чудак. Но – честный чудак. Да и его "близкий друг", сменивший его на посту директора ФБР, Клайд Толсон, тоже, как мы видим, был не совсем нормальным человеком.
В 1953 году эмиссары Мак-Карти – его архангелы Давид Шайн и Рой Коен прилетели в Германию для чистки американской военной администрации. Чистили по спискам, и головы летели на самых верхах. В числе прочих вычистили и американского генерального консула в Мюнхене, то есть самого главного американца в Баварии.
Тогда я был президентом ЦОПЭ, и однажды у меня на столе зазвонил телефон:
– Мистер Климов? Это говорит мистер Ш. – бывший генеральный консул США в Мюнхене. Мне рекомендовали вас наши общие друзья...
"Знаю я этих друзей", – подумал я тогда. – "Или ЦРУ, или ФБР".
– Мистер Климов, дело в том, что сейчас у меня много свободного времени и я решил написать книгу о Берлине 1945 года...
"Я тоже писал мой «Берлинский Кремль», когда мне было нечего делать", – вспомнил я. "Сидел безработным. И ни в какую страну меня эти консулы тогда не пускали".
– Мистер Климов, тогда я был американским офицером, а вы были советским, то есть союзным офицером. Вот я и хотел бы с вами поговорить...
"Когда ты, дядя, был генеральным консулом", – подумал я, – "ты меня и на порог не пускал. А теперь вспомнил, что я – «союзный офицер»".
– Так вы можете меня принять, мистер Климов?- жалостно раздалось в телефоне.
– Да, конечно, – сухо ответил я, – буду рад познакомиться.
Бывший генконсул США приехал ко мне в бюро в какой-то старой-престарой машине с продранным брезентовым верхом. На дворе снег, слякоть, холод, а он без пальто, без шляпы, в каком-то потрепанном кургузом пиджачке. И дрожит, как цуцик.
И чего он придуривается? – подумал я. Ведь у него в Баварии несколько баронских замков. А прикидывается под нищего. Этакий маленький и сморщенный человечек, но быстрый и бегучий, как таракан. Если его поперли еврейские архангелы Мак-Карти, то это означает, что он красненький, гомо или еврей. Или, может быть, и первое, и второе, и третье.
"Вот Мак-Карти и гоняет их, как тараканов", – снова подумал я.
Второй раз бывший генконсул напомнил мне о себе во Вьетнаме в 1967 году. Тогда шла Вьетнамская война. Я работал там приёмщиком силового оборудования камбуза на строительстве военного аэродрома и случайно нашел в библиотеке книгу мистера Ш., о которой он мне тогда говорил.
Получилось у него что-то среднее между романом и мемуарами. Автор – молоденький американский дипломат, который работает в Берлине 30-х годов и безумно влюбляется в очаровательную еврейку из высшего немецкого общества. Помимо дипломата за этой красавицей, оказывается, охотится сам Гитлер, но, в конце концов, дипломат женится на ней и тем самым её спасает...
"Значит он был женат на еврейке. От нее и баронские замки", – анализирую я, – "Гитлер у нее эти замки отобрал, выгнав ее в Америку, но при помощи генконсула эта хитрая евреечка получила свои замки обратно. Причём, автор всячески подлизывается к евреям, забывая, как ему надавали по шее два еврея-маккартиста, Шайн и Коен".
Вот и разберитесь в этой еврейской каше.
Снова – змея, которая кусает сама себя за хвост. Богословы давно уже заметили, что дьявол склонен к самоуничтожению. Сатанисты тут же собезьянничали: "В дьяволе – Бог!". Те же, кто не верит ни в Бога, ни в чёрта, могут вспомнить первый закон марксистской диалектики – о единстве и борьбе противоположностей, как двигателе истории.
Всем оставшимся скептикам, не верящим ни Богу, ни чёрту, ни Марксу, ни Энгельсу, отец психоанализа папеле Фрейд популярно растолковал комплексы разрушения и саморазрушения, которые дополняют друг друга, как родные братья.
Вскоре я почувствовал, что старый Алекс через ЦРУ по всем каналам разослал предостережение:
– Берегитесь Климова, он – не наш человек! Он – сторонник сенатора Мак-карти!
Вижу, некоторые люди начинают от меня шарахаться, а я всё это регистрирую, так сказать, мотаю на ус. Почему они начали меня избегать? Ведь я просто исполнил свой служебный долг и хочу до конца разобраться с делом погибших парашютистов. Хочу выяснить – кто послал их на верную смерть? Но в ЦРУ явно не хотят беспокоить покойников. Они так же не хотят, чтобы и я совал свой нос в это дело.
После революции Троцкий ввёл в красной армии институт комиссаров или, как их называли белые, жидо-масонских комиссаров. Итак, институт комиссаров ввел еврей Троцкий, но вскоре, во время Великой Чистки, грузинский полуеврей Сталин расстрелял всех этих троцкистов и комиссаров, назначенных ими. А ещё чуть позже четвертьеврей Гитлер и полуеврей Гиммлер издали знаменитый "Приказ о комиссарах", по которому немецким солдатам тоже было приказано комиссаров в плен не брать, а расстреливать их на месте.
Опять сатана и антихрист кусают друг друга за хвост. Как судья Кауфман, пославший на электрический стул своих соплеменников, супругов Розенберг. А наш знаменитый философ Бердяев словно ничего этого не видит и, как слепой, во всю проповедует союз сатаны и антихриста, в результате которого придет царство князя мира сего, то есть библейский дьявол. Вот за это на Западе Бердяева и величают лучшим русским философом 20-го века.
Но вернемся от теории к практике. Таким вот типичным, извините за выражение, жидо-масонским комиссаром и был мой Алеша. В молодости он проучился всего один год на финансовом факультете рижского университета. Наверное, собирался стать банкиром, но его призвали в латышскую армию. Рядовым солдатом. На этом его образование и закончилось. Потом всю жизнь, без образования и профессии, он как-то крутился, вертелся, короче – комиссарил...
Алёша был представительным мужчиной, выше среднего роста и приятной внешности. Однако, если присмотреться поближе – он был какой-то сладенький. Любил сладко поесть, мягко поспать. Гурман и сибарит, склонный к полноте. Кожа у него была без единого волоска, как у женщины, и, как женщина, он частенько закатывал истерики.
Начинал еврей Алеша с того, что помогал немцам освобождать Ригу от евреев. Потом, работая в ЦРУ, и делая вид, что он помогает американцам бороться с коммунизмом, он помогал советской разведке освобождаться от американских парашютистов.
Помню, когда создавалось ЦОПЭ, я предложил назвать наш журнал – "Родина". Так сказать, утверждая патриотическое начало. Ведь только оно (и тупость немецкой политики по отношению к русскому народу) спасло СССР во время войны. Но комиссар Алеша настоял на другом названии – "Свобода". Дескать, Свобода важнее, чем Родина. Поэтому в нашем журнале и трубили постоянно о тех, кто "избрал свободу". Но в действительности большинство перебежчиков, особенно из офицеров, бежали на Запад из-за немок. Например, мой вице-президент, майор Дзюба и его сумасшедшая жена Сюзанна.
Моим вторым вице-президентом был Игорь Кронзас, девичья фамилия Михеев, псевдоним Матросов. Подсунул его мне мой комиссар Алеша, соврав, что это приказ Вашингтона. Этот Кронзас тоже "избрал свободу" вместе с немкой. С той только разницей, что его немка вскоре вернулась в советскую зону и работала там актрисой в киногородке Бабельсберге около Берлина. Сыграла свою роль – и вернулась. Похоже, что Кронзас не сбежал, а его забросили.
В советской зоне он работал в Совинформбюро, тесно связанным с советской разведкой. А теперь Кронзас работает в американской разведке Джи-2, рядом с Алешей. Причём Алеша гомо, а Кронзас – полугомо, но Алеша пристроил его на вербовку парашютистов, которых Кронзас и загубил.
Алеша любил разыгрывать из себя добрячка, либерала и гуманиста. Но его доброта почему-то всегда была направлена на плохих людей. В точности, как у гнилых либералов в Верховном Суде США, которые всегда больше беспокоятся о преступниках, чем о жертвах их преступлений.
Помню, как после истории с парашютистами, Кронзас очень нервничал и дико пил. В результате, управляя казенной машиной в пьяном виде, он наехал на велосипедиста, сильно покалечил его и попал за это в тюрьму на 3 месяца. Но комиссар Алеша на собрании актива ЦОПЭ снова давай проявлять свою гнилую доброту:
– Нужно помочь Кронзасу. Мы должны показать наше товарищеское отношение к нему. Давайте пустим подписной лист, соберем деньги и будем носить Игорю в тюрьму передачи...
Сказать по правде, пьяница и бездельник Кронзас надоел всему ЦОПЭ уже хуже горькой редьки. Поэтому я не сдержался и резко заявил:
– Послушай, Алеша, а почему бы тебе не пожалеть того велосипедиста, которого Игорь искалечил? Твоя доброта какая-то фальшивая. В общем, если хочешь носить Игорю в тюрьму передачи, то ходи туда сам. Кроме того, после возвращения из тюрьмы, я возьму Кронзаса назад на работу только при одном условии...
– Что это еще за условие? – насторожился Алеша.
– Только если Кронзас женится. У него сейчас опять очередная невеста, которой он обещал жениться и у которой он опять набрал в долг кучу денег. Мы уже вычитаем из его жалования долги двум его предыдущим невестам, да так, что от его жалования ничего уже не остается. Единственная возможность его образумить – это заставить жениться.
Актив ЦОПЭ единогласно проголосовал за мое предложение. Так злосчастного Дон-Жуана женили в административном порядке. Более подробно все это описано мною в "Легионе" (с. 299-305). Все там списано с жизни. Тютелька в тютельку. Эх, веселая же у меня была работа в ЦОПЭ!
А комиссар Алеша на меня только дуется. Сначала я женил его первого миньона, Славика Печаткина. А теперь вот женил и его второго миньона, Игоря Кронзаса.
Никогда не пытайтесь никого осчастливить насильно. У вас будут только неприятности. Помню как-то раз я вышел погулять по осеннему Риверсайду. Кругом прыгают белки, выпрашивая у прохожих орешки. Одна из них осмелела настолько, что стала есть орешки прямо из моих рук. Я тогда изловчился, накрыл белку шляпой, завернул поля и, как в кулечке, принес её домой. Решил – пусть поживет у меня вместо кошки.
Но белка не захотела быть кошкой. Она сердито цокотала, демонстративно отказывалась от орешков, а вскоре вообще спряталась в лесу пружин моей огромной двуспальной кровати. Белка пожила у меня в комнате несколько дней, но упорно не хотела становиться кошкой. Шипит на меня да еще и зубы скалит. И пришлось мне выпустить ее в окошко. Так что повторяю ещё раз – никогда не пытайтесь никого осчастливить насильно. У вас от этого будут одни только неприятности.
Итак, Кронзас разъезжал по лагерям ди-пи, пьянствовал там с дипишками и вербовал их для заброски в СССР. Потом они поступали в спец лагерь, где их тренировал и учил прыгать с парашютом Богдан Русаков. За каждый день, проведенный в Советском Союзе, парашютистам обещали 100 долларов, что тогда было довольно крупной суммой.
После гибели парашютистов Богдана спешно отправили в Вашингтон, а Кронзаса выбросили на улицу и тут Кронзас так запил, что его даже направили на специальное медицинское обследование, подозревая, что он употребляет наркотики.
Кронзас знал, что в Вашингтоне идет следствие. Он боялся разоблачения, нервничал и топил свой страх в алкоголе. Ему очень хотелось сбежать назад в советскую зону, к своим хозяевам. Но его не пускали, так как тогда он засыпет своего начальника Алешу.
Потом, похоже, Советы нашли выход и попробовали его незаметно отозвать под видом моего похищения, но я на это не клюнул.
Итак, молодой Алеша покрывает Кронзаса, а старый Алекс покрывает его. Так они и держатся друг за дружку, как бледные спирохеты. Та же самая история и с Наташей Мейер. Там, правда, была цепочка спирохет женского пола, а здесь – мужского.
Теперь давайте возьмем под микроскоп Богдана Русакова, девичья фамилия Сагато.
После войны, когда власовцы сводили между собой какие-то свои счеты, Богдан убил человека. Поэтому за ним охотилась мюнхенская уголовная полиция. Даже в ЦОПЭ приходил полицейский комиссар Кастен-хубер и наводил у меня справки о Богдане в связи с этом убийством. Уже одно это делало Богдана мишенью для шантажа со стороны советской разведки, которая прекрасно знала все, что творилось в Мюнхене.
После гибели парашютистов Богдан запил в Вашингтоне точно так же, как Кронзас в Мюнхене. Если Кронзас допился до того, что покалечил машиной велосипедиста и попал в тюрьму, то Богдан, управляя машиной в пьяном виде, на большой скорости проскочил красный свет, врезался в другую машину, был арестован и лишен прав.
Почему они так нервничали? Нечистая совесть не давала им покоя?
Когда в сентябре 1957 года в Нью-Йорк на конференцию американского отдела ЦОПЭ пригласили Богдана Русакова, он приехал на день раньше и вечерком заскочил ко мне. Так как я не ждал гостей, то поставил на стол то, что было под рукой – бутылку водки и банку шпротов в масле. Богдан, как голодный шакал, моментально проглотил все шпроты, запил их маслом из банки и удовлетворённо облизнулся.
"Масло пьет", – отметил я про себя. – "Значит боится опьянеть. Старый фокус".
Поговорили о том, о сём и вскоре разговор коснулся Алёши. Как анекдот я рассказал Богдану, историю о том как Славик перепутал меня с Алешей и, упав на колени, молился на мои расстегнутые штаны.
Однако, Богдан даже не улыбнулся, а сразу стал мне противоречить. Вопреки фактам, он всячески старался меня убедить, что я всё не так понял. Но при этом он обнаружил очень хорошее знание техники гомосекса. А откуда оно у него?
На дворе жара. Мы пьем водку со льдом. Я ставлю вторую банку шпротов и Богдан снова проглатывает её содержимое целиком, вместе с маслом. Я же пью без закуски и думаю про себя: "Масло то ему не помогает. Проговаривается..."
Я – прощупываю Богдана, а он – пытается сбить меня со следа. При этом снова проговаривается, что Славик и к нему лез таким же образом, но якобы совсем по другому поводу. Затем огорошивает меня признанием, что пассивные педики это, дескать, настоящие педики, а вот активные – это якобы нормальные мужчины, но которые просто пресытились женщинами.
Типичная ложь активных педерастов. На самом деле это выглядит так. У пассивных педов душа женщин и поэтому их иногда тянет к женщинам как к подругам. Но... те их не возбуждают и поэтому они, как импотенты, могут только лизать. Зато активные педы могут совокупляться с женщиной, но... те им противны. Это – корни того, что называется семейным адом.
По сатистике д-ра Кинси 37% мужчин более или менее знакомы с гомосексом. Из этих 37% только 4% – это честные и открытые гомо, а остальные 33% занимаются этим частично, так сказать, по совместительству. Итак, каждый третий мужчина – вовсе не мужчина. Такие женятся без любви, расходятся без печали.
Постепенно из нашего разговора выясняется, что хотя Богдан и числится на работе в ЦРУ, но сидит дома и якобы занимается какими-то переводами. Но как он может переводить, если он совершенно не знает английского языка? Похоже, врёт. Скорее всего он просто сидит под домашним арестом.
А Богдан продолжает болтать, рассказывая мне о своей женитьбе. Смеясь он говорит, что если некоторые мужчины идут с женщиной в постель, не зная ее имени, то он женился, не зная имени своей жены. Просто увидел в конторе хорошенькую машинистку и тут же сделал ей предложение.
Его жена Ирочка – действительно очень миленькая дама. У них двое очаровательных сыновей пяти и семи лет. Но живут они плохо. Богдан жалуется, что Ирочка плохая хозяйка, а Ирочка жалуется, что Богдан сильно пьет.
Вот это интересно. Тяга к алкоголю частенько является симптомом всяких психических проблем, например, подавленной гомосексуальности, где люди просто пытаются утопить свои проблемы в алкоголе.
Жена жалуется, что у Богдана половая слабость. Он даже принимает какие-то укрепляющие таблетки. Затем выясняется, что он ей изменяет. И тут маленький фрейдовский вопросик: "С кем он ей изменяет? С другими женщинами или... с мужчинами?" Ведь каждый третий мужчина – такой.
Кончили мы одну бутылку водки, я поставил вторую.
Разговор постоянно крутится вокруг Алеши. Иногда я ухожу в сторону, меняю тему, но Богдан упорно возвращается к вопросу об Алеше, пытаясь меня убедить, что Алеша – не педераст. Он уже опьянел и плохо себя контролирует, всё чаше "проскакивая на красный свет". Видно, что дело Алеши его очень беспокоит. И моя интуиция тоже подсказывает мне, что Алешин секрет является ключом к пониманию всего остального.
О погибших парашютистах я, конечно, помалкиваю. И Богдан тоже помалкивает. Видно, что ему не хочется беспокоить покойников. В этом пункте мы понимаем друг друга.
– Ты пьешь, как лошадь, и всё не закусываешь, тебя что специально учили? – вдруг разозлился Богдан.
– Да учили. А тебе, я вижу, даже масло не помогает – шутливо отвечаю ему я.
Но Богдана уже понесло и, с той же злостью в голосе, он вдруг выдаёт:
– Знаешь, у таких пассивных педов, как Славик, тотальная импотенция. Он, гад, только зад подставлять умеет. Или сосёт у мужчин, или лижет у женщин. Им, гадам, пить нельзя. Как женщинам. Как напьется, так засыпется. А потом из-за него других по допросам таскают...
– Да, и Алеша тоже осторожен с алкоголем, – задумчиво соглашаюсь я. – Когда человек боится алкоголя, это подозрительно. Что-то он скрывает.
Так мы и сидим, болтаем, выпиваем. "Бойцы вспоминают прошедшие битвы, где вместе сражались они"... Начали мы в 9 часов вечера, а сейчас уже 4 утра. Но Богдан, похоже, уходить не собирается. Идёт игра – кто кого перепьет.
Я подливаю в стаканы и думаю про себя – Богдан мне никто, у меня он вообще в первый раз. Зачем он пришел? Или его послали? Но кто? Алеша? Или кто другой? Эта идиотская ситуация мне очень напоминает тех рыболовов, которые приглашали меня половить рыбку на советской границе.
Смотрю я внимательно на Богдана и замечаю, что выражение лица у него немножко странное. То ли от того, что один глаз у него стеклянный в результате ранения, то ли от того, что он носит маску подчеркнутой самоуверенности, временами переходящей в наглость. Это – защитная маска людей, которые в действительности не уверены в себе.
Богдан сидит на стуле за моим письменным столом, а я расположился в кресле у окна. На столе лежит толстая пачка прочитанных газет, а рядом – тяжелый бронзовый нож для открывания писем с ручкой в форме филина, сидящего на книге за семью печатями, – символом мудрости.
Богдан вдруг хватает этот нож и начинает им долбать пачку газет. Да с такой силой и злостью, что нож пробивает всю пачку и постоянно застревает в столе. Продолжается всё это несколько минут. Видно, что он просто взбесился от злости. Что-то у него явно не выходит, не получается.
Но я-то знаю, что за ним числится убийство и поэтому решил про себя, что если он подойдет с ножом ко мне – надо действовать быстро. Вынул я из кармана толстую черную самопишущую ручку и, как бы между прочим, говорю ему:
– Знаешь, что это такое? Это ручка, да не простая, а специальная – для агентов ЦРУ. Её можно зарядить как патроном с газом, так и пистолетным патроном. С пулей.
– А что у тебя там сейчас? – насторожился Богдан.
– Не помню. Может, газ. Может, пуля – спокойно отвечаю я. – Как в русской рулетке. А можно сначала газом в нос, а потом пулей в живот.
Богдан откладывает бронзовый нож в сторону и с любопытством разглядывает мою ручку:
– А ты пробовал из неё стрелять?
– Да, конечно. Пришел как-то ко мне в ЦОПЭ Женька Капитан. Мой бывший друг, оказавшийся советским агентом, и расселся по наглому, не хочет уходить. Ну, так я выстрелил ему газом в нос, да так, что он вылетел от меня, как ракета.
– Здорово работает! – с восхищением заметил Богдан.
– Да. Плохо только то, что потом я сам в этой комнате сидеть не мог. И кто не придет – все плачут. Так и называли её потом – комната слез.
Богдан заметно успокаивается. Допиваем мы с ним вторую бутылку. За окном уже светает. Богдан позевывает и, потягиваясь, лениво спрашивает меня:
– Ты, Гриша, читал рассказ Хемингуэя "Убийцы"?
– Нет.
– Советую прочесть.
– А о чём он?
– Да там про одного гангстера, Большого Джо. Который порвал со своей шайкой. Джо был большой и сильный, а гангстеры – маленькие и плюгавенькие. Но, в конце концов, они убили таки Большого Джо. Мораль этого рассказа проста: один человек, даже самый сильный, не может бороться с организованной шайкой. Его всё равно убьют. Понял?
"Так-так, это уже прямая угроза, – думаю я. – Но со стороны кого? Какая шайка его послала: КГБ или ЦРУ?".
– Поскольку ты там что-то пописываешь, – заплетающимся языком бормочет Богдан, – то тебе не мешает поучиться у этого... Хемингуэя.
На дворе стало совсем светло. Я смотрю на Богдана и уже не могу разобрать, какой у него глаз стеклянный, а какой – настоящий. Начали мы пьянку в 9 вечера, а закончили – в 9 утра. Итак, допрос продолжался 12 часов.
От меня Богдан отправился было на конференцию ЦОПЭ, но до зала не дошёл, свалившись под парадной лестницей, где и заснул. Нашли его там уже после окончания конференции. В пыли и паутине.
Я же, хотя и экс-президент ЦОПЭ, на эту конференцию вообще не пошел. Были у меня дела поважнее. Я обещал Кисе отвезти в летний лагерь вещи для Галки, её младшей сестры, а раз пообещал, нужно выполнять обещанное.
Весь день я мотался на моем белом "линкольне". Было тяжело. Ведь всю предыдущую ночь я пропьянствовал с опытным диверсантом и убийцей. Не спал, не ел, не брился, не умывался. Короче – как на фронте. На фронте психологической войны. А Киса беззаботно сидела рядом, задрав голенькие ножки. Да так, что были видны её белые трусики.
– Поговори хоть со мной, иначе я засну за рулем, – взмолился я.
– Сам виноват. Нечего было пить всю ночь напролёт, – отрезала Киса.
До постели я добрался только к полуночи. И тут началось что-то странное. Лежу я в постели, очень хочется спать, но заснуть не могу. Так бывает когда перепьешь черного кофе. Но кофе я вообще в тот день не пил.
Во всём теле какое-то противное ощущение. Встал, прошелся в трусах по комнате, закурил. У сигареты какой-то другой, неприятный вкус.
Сел в кресло, пробую включить радио. Рука не слушается, даже не попадает на кнопки управления, а когда наконец включил – из радио раздался странный звук, какой-то металлический, дребезжащий, доносящийся откуда-то издалека. Что за чертовщина?
Взял газету. Попытался читать. Глаза скользят по строчкам, но я ничего не понимаю. Словно нарушена связь между глазами и мозгом.
Положил руку на голое колено, но собственное тело ощущается, как чужое. Ущипнул себя, но ничего не чувствую. Что такое?
В ногах слабость. Дышать тяжело. Как будто не хватает воздуха. И слышно, как громко стучит сердце.
Опять лёг в постель и пытаюсь уснуть. По всему телу волнами ходит мелкая дрожь. И простыни, и подушка, и одеяло стали какими-то другими.
Хотя я чертовски устал, но вместо сна изнутри поднимается что-то нехорошее. Какое-то непонятное и неприятное беспокойство. Даже не беспокойство, а что-то гораздо хуже. Может я заболел? Но это какая-то странная болезнь.
Из большого открытого окна с Гудзона тянет прохладой. Мне захотелось подойти к окну, чтобы подышать свежим воздухом. Но одновременно я почему-то боюсь, что выпаду из окна – с четвертого этажа. Мне кажется, будто кто-то подталкивает меня в спину. Во мне как будто борются два существа: мое собственное "я" и какое-то чужое, другое "я".
Сел в кресло. Непонятная внутренняя тревога все нарастает и нарастает. Потом меня вдруг захлестывает волна горячего страха. Такого горячего, что я весь покрылся потом. Откуда этот проклятый страх? Прямо какой-то нервный припадок.
Так проходит час. Стуча зубами, то дрожа от холода, то обливаясь потом, сижу в кресле, мучимый загадочными страхами и борюсь сам с собой. Никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо.
А может быть это просто сон, кошмар? Ущипнул себя за бок, но боли не почувствовал. Ущипнул сильнее. Еще сильнее. Изо всех сил. Нет, совершенно ничего не чувствую.
Вспомнилось, я где-то читал, что сумасшедшие не чувствуют боли. И я тоже ничего не чувствую. Неужели я схожу с ума? Меня опять захлестнула волна загадочного страха.
Бывает обман зрения, обман слуха. Но у меня же происходит обман всех чувств. И зрения, и слуха, и осязания, и вкуса, и мышления. Что за наваждение?
Мне вдруг страшно захотелось пойти к соседям. Чтобы не быть одному. Но уже далеко за полночь. Может быть, пойти в соседний бар? Там всегда полно народу. Тогда не будет этого проклятого страха. Но и там могут заметить, что со мной что-то не в порядке. Еще вызовут полицию и отвезут в больницу. Нет, и на улицу выходить тоже нельзя.
Сумасшедшие, кажется, не сознают, что они сумасшедшие. А тут вроде сходишь с ума и сознаешь это. Но об этом припадке никто так и не узнает, если я сейчас здесь умру. Один одинёшенек.
Мне вдруг вспомнилось, что некоторые ученые, когда испытывали на себе всякие опасные лекарства, записывали свои ощущения. Взял лист бумаги, карандаш и начинаю записывать. Этот листок сохранился у меня и по сей день. Так что переписываю всё с оригинала:
"Время 01.20 ночи. Кажется, что мозг размягчился и разошелся на две половинки. И как-то болтается. И мозжечок сзади тоже болтается. Попробовал затылок. Кажется длинным, как на египетских фресках".
"Писать трудно. Будто не писал несколько лет. Почерк изменился, какой-то лихорадочный. Кажется, делаю ошибки. Но проверить не могу. Все время страх, жар, холод, пот. Поставил термометр. Выпил две таблетки аспирина".
"Что это такое? Может быть, перепил вчера? Или перекурил? Отравление алкоголем и никотином? Но почему с запозданием на 12 часов? Или это от бессонной ночи? Нет, бессонные ночи у меня и раньше бывали – и ничего".
"01.50. Вынул термометр. Не вижу. Знаю, что черта – это нормально. Но ртуть где-то внизу. Но где именно – не могу разобрать. Значит, температура ниже нормальной. Этого у меня никогда не бывало. Осторожно, чтобы не стряхнуть, кладу термометр в сторону. Проверить завтра".
"Посмотрел на свою руку. Вижу поры так крупно, как через увеличительное стекло. Что у меня с глазами? Значит, у меня сократились зрачки или хрусталик? Взял зеркало. Открываю и закрываю глаза. Зрачки не реагируют на свет, не сужаются. Такие вещи бывают, кажется, у наркоманов. Выпил еще таблетку аспирина".
"Такой припадок у меня первый раз в жизни. Ни у отца, ни у матери, ни у родственников никаких нервных или психических болезней не было. Что же это со мной такое?".
"02.40. Кажется, проходит. Начинаю чувствовать усталость. Самое главное – заснуть. Сегодня много ездил на машине. Хорошо, что это не случилось за рулем".
"Усталость все больше. Мерзнут конечности. Знобит, но уже как-то по-хорошему. Ох, и неприятная же это штука. Ох, и паршивая".
"Да, кажется, лучше. Словно вышел из своей шкуры, а теперь постепенно залезаю назад. Как хорошо быть самим собой".
"Страшно зеваю. Судорожно. Страшно хочется спать. Время 03.18 ночи. Слава Богу, кажется, прошло. Пошел спать".
Когда я проснулся на следующее утро, было уже 10. Сначала лежал и боялся встать с постели. А вдруг "эта штука" не прошла? Нет, голова, кажется, ясная. Только немножко тяжелая.
Я встал и осторожно прошелся по комнате. Руки и ноги в порядке. Включил радио – звук нормальный. Потихоньку ущипнул себя и почувствовал боль. Значит, болевые ощущения на месте. Поморгал глазами перед зеркалом – диафрагма сужается нормально.
На столе лежит термометр. Но ртутный столбик значительно ниже нормы. Стряхнул его, заново измерил температуру – теперь нормально. Закурил сигарету – вкус как обычно. Значит, все более или менее в порядке.
Когда я окончательно пришел в себя и убедился, что я опять такой, как раньше, я стал раздумывать, что же это со мной было. Может быть Богдан подсыпал мне в стакан какую-то пакость? Вспомнилась его угроза насчет "Убийц" Хемингуэя.
Вечером, прогуливаясь по Риверсайду, встречаю Рюрика Дудина из СБОНРа, которого я знал ещё по Мюнхену. Этот шкет любил делать важный вид, будто он все знает, так как его брат Левка Дудин работает на радио "Свобода" и пишет в "Новом русском слове" под псевдонимом Градобоев. Одно время этот Рюрик даже ухаживал за Кисой, но она его бросила и сошлась со мной.
– Завтра ко мне приезжает Богдан,- многозначительно говорит Рюрик, словно речь идет о какой-то важной персоне. – Ты его знаешь?
– Немножко, – говорю я, зная, что Рюрик передаст все Богдану. – Меня расспрашивала о нем мюнхенская полиция насчет убийства в СБОНРе.
– И это все, что ты о нем знаешь?
– Я еще знаю, что он замешан в деле засыпавшихся НТС-овских парашютистов. Кроме того говорят, что он подсыпает людям в водку всякую пакость. Так что, если будешь с ним пить, меняйся стаканами. А что ты знаешь?
– Я?.. Да я... То есть нет... Я ничего не знаю... И Богдан ко мне вовсе не приезжает, – тут Рюрик вдруг развернулся на 180 градусов и пустился от меня бегом. Так, что только пятки засверкали.
Забавно смотреть, когда взрослый мужчина убегает, как заяц. Недаром про Рюрика говорят: "Маленькая собачка – всегда щенок". Но чего этот щенок так испугался? Ладно, допустим, Богдан мне что-то подсыпал. Но кто ему это поручил? И о какой организованной шайке он говорил: о КГБ или о ЦРУ?
Спустя некоторое время с Богданом Русаковым стало твориться что-то странное. У него вдруг началось болезненное ожирение, да такое, что его раздуло, как шар. Пришлось даже менять всю одежду. Затем он так же внезапно похудел и эта новая одежда болталась на нем, как на скелете. ЦРУ платило Богдану деньги ещё три года, только чтобы он сидел дома, под домашним арестом, но, в конце концов, его выгнали и он пошел работать чернорабочим-подсобником на газолиновой станции. В первый же день работы Богдан поднял что-то тяжелое, упал и умер. Говорили, что у него был порок сердца. Да, но умер-то он в возрасте 37 лет. Рановато. Похоже, что друзья из ЦРУ просто помогли ему умереть. Ведь если ЦРУ в конце концов выяснило, что он был двойным агентом, то судить его в нормальном порядке они не могли.
На память о Богдане у меня осталась только его юмористическая книжка "Телеграмма из Москвы", написанная им под псевдонимом Леонид Богданов и изданная на деньги ЦОПЭ. Богдан написал эту книжку, уже сидя под домашним арестом.
Итак, демонстративное бездействие старого Алекса в деле Алёши озадачило меня, но я не смирился и решил довести дело до конца. Я сел тогда и написал рапорт на имя самого директора ЦРУ Аллена Даллеса. Но и здесь ответа я не получил. Вернее, ответ мне пришел... через ныне покойного уже Богдана. Ведь официально он тогда числился работником ЦРУ. Вот они и поручили ему припугнуть меня, чтобы я не совал свой нос, куда не надо и не беспокоил покойников.
Теперь, после его внезапной кончины, мне стало ясно, что организованная шайка гангстеров, о которой говорил мне тогда Богдан – это ЦРУ.
А разгадку того, что подсыпал мне Богдан, я нашел позже, когда Конгресс США занялся очередной поркой этой сверхсекретной организации.
В журнале "Тайм" от 21 июля 1975 года на странице 15 сообщалось о большом скандале. Доктор-химик Франк Ольсон, который работал в ЦРУ над какими-то секретными проектами, кончил жизнь самоубийством. Его дружки, тоже агенты ЦРУ, выпивая с Ольсоном, подсыпали ему в коктейль сильнодействующий наркотик ЛСД.
В результате у доктора Ольсона появились "загадочные страхи", спасаясь от которых он выбросился из окна с 10-го этажа и разбился. Все симптомы этого отравления ЛСД в точности совпадали с тем, что было у меня после пьянки с Богданом. Но я оказался крепче того цэрэушника и выдержал испытание страхом.
Семья д-ра Ольсона, его жена и дети, подали в суд, требуя от правительства США возмещения в несколько миллионов долларов. Чтобы замять дело, им сунули в зубы где-то тысяч сто, только чтоб они замолчали.
Может быть, и мне тоже судиться с дядей Сэмом? Нанять, как это делается в Америке, какого-нибудь сволочного адвоката и потребовать миллион долларов, а деньги поделить пополам. Но как это докажешь? Да и, кроме того, я человек не склочный.
– Ну их всех к черту! – решил я. – Свой долг по отношению к покойникам я выполнил. Даже чуть было не погиб при этом. Конечно, я мог бы быть ценным свидетелем по делу погибших парашютистов, но ЦРУ упорно не хочет беспокоить покойников. И теперь я уже четко знаю почему...
Следующaя глaвa
Перейти к СОДЕРЖАНИЮ